Детство, опаленное войной

Мы живем в прекрасной стране Беларуси. Государство заботится о нас, пенсионерах. Наши дети учатся в школах, ВУЗах, получают образование, выбирают профессии, трудятся. А самое главное – живут под мирным небом.

Мне и моему поколению досталась нелегкая судьба. Мы видели голод, разруху, смерть. Я все это видел своими глазами и заклинаю молодое поколение: берегите мир, не допускайте, чтобы нашу землю топтали враги. Любите свою страну, в которой живете, гордитесь ей и берегите.

От имени нашего поколения мне хочется сказать слова благодарности нашему Президенту за мир, который он сохраняет, за заботу о нас, пожилых людях.

Никак не укладывается в голове, как допустили украинские власти такой позор в братской нам стране. Братоубийственная война уносит жизни простых людей, в том числе детей, стариков, а ведь это чистейшей воды фашизм, и ни к чему хорошему это не приведет.Мне уже 82 года, а я отчетливо помню то время… Наша семья до войны жила в небольшом городке Плещеницы под Минском. Отец работал в военном городке. Нас, детей, было в семье пятеро. Мне, самому старшему, шел восьмой год, и к школе уже купили новенький букварь. Но страшная весть обрушила все планы. Утром 22 июня 1941 года по радио передали о нападении гитлеровской Германии, а уже ближе к обеду налетели два вражеских самолета и бросили бомбы. Никогда не забуду, как бежали мы вместе с много-численными жителями города в сторону леса по ржаному полю, и как вражеские самолеты на бреющем расстреливали нас с воздуха. До сих пор в глазах убитая молодая женщина, прижимавшая к груди сверток с маленьким ребенком. Многие так и остались на том ржаном поле. Помню, как в небе появились два наших истребителя, как загорелся над лесом и упал вражеский бомбардировщик. Таким был первый день войны.

Некоторое время, примерно недели две, мы еще жили Плещеницах, а потом пере-брались всей семьей в деревню Корень Логойского района, что примерно в пяти километрах от всем известной Хатыни. Деревни находились в лесистой местности. Когда немцы оккупировали территорию, стали формироваться партизанские отряды, активно вступившие в борьбу с врагом. Среди местных жителей нашлись и предатели, добровольно ушедшие служить в полицию. Много злодеяний терпели от них люди. Мы жили в избе возле самого леса. Однажды ночью в окно постучались. Это были двое партизан. Переговорив с отцом, сразу ушли. В ту же ночь были схвачены и расстреляны шестеро полицаев. Отец ушел в партизанский отряд. Семью начали преследовать немецкие власти и их прихвостни. Были зверски убиты двенадцать наших родственников. Приходилось прятаться, скрываться. Мать и мы, пятеро малолетних детей, находились в постоянном страхе. Страшно даже вспоминать, что было нами пережито в то лихолетье.

На наших глазах расстреляли евреев, среди которых были и наши ровесники. Горела Хатынь. Зарево того пожара было видно по всей окрестности. Фашисты зверствовали, проводили частые облавы, расстреливали за неповиновение, ссылали в концлагеря. Особенно лютовали в 1943 – начале 1944 года. Партизаны мстили: взрывали склады с боеприпасами, мосты, пускали под откос вражеские эшелоны. Нашей семье, как семье партизана, становилось всё более опасно находиться в деревне.

Зимой 1944 года ночью пришли две конные телеги. Нас перевезли в партизанский госпиталь, где отец был комендантом. Госпиталь находился в глубине Березинского заповедника. Около трех месяцев мы там жили, а потом попали в окружение. Фашисты с целью уничтожения партизан предприняли блокаду, перекрыв все пути и доступы к партизанскому отряду. Больше месяца продолжалась блокада. Но надо было выходить из окружения. Ночью были посажены двенадцать советских самолетов, на которых вывезли раненых. А всем, в том числе и нам, пришлось выходить из окружения. Я, тогда уже десятилетний пацан, нес на руках своего трехлетнего братишку. Продирались сквозь густой непролазный лес, по кочкам, болоту, рытвинам, канавам. Измученные голодные, мы кое-как засыпали прямо на земле, чтобы потом продолжать дальше свой путь. На исходе четырнадцатых суток, как раз во время нашего, так называемого, привала, нас разбудил свист пуль прямо над головами. Стреляли немцы, стреляли наши. Блокада в том бою была прорвана, фашистов оттеснили на запад. В близлежащей деревне, куда мы, наконец, прибились, нас приютили. Там не было немцев, но нас ждало новое испытание – тиф. Много жизней он унес тогда. По Божьей милости или благодаря хорошей наследственности, мы: мать и пятеро детей, выжили. Отец по-прежнему был в партизанах.

Однажды, это было в начале лета, отец принес радостную весть, что наши наступают по всему фронту, и что через деревню, где мы тогда проходили, будет проходить армия. Радости не было предела. Все, от мала до велика, высыпали на улицу. На окраине деревни соорудили арку, увили ее цветами, поставили стол с нехитрыми угощениями. Стали ждать.

В начале показались четверо вооруженных конников. Это была разведка. Приблизились, соскочили с лошадей, приняли хлеб-соль. Объятия, поцелуи, слезы радости. Вскоре нескончаемым потоком пошла техника: боевые машины, орудие; шли долго. Потом пехота. Со скатками через плечо, в выгоревших гимнастерках, пыльных сапогах шли солдаты — победители, усталые от долгих верст войны, но со счастливым блеском в глазах. Жители давали им свежую воду в фляжке, а они делились содержимым своих вещмешков: сахаром, консервами. Для нас, детей войны, это было большим лакомством.

Пехота двигалась примерно 3 – 3,5 часа. А дальше… вы не поверите. Шли собаки-санитары запряженные по шесть-семь в тележке, которые издавали скрежет на всю округу. При собаках были санитарные сумки. Когда я рассказываю о собаках, мне не верят, а ведь я это своими глазами видел. Собаки, взятые с севера, как настоящие воины, приближали нашу победу. Около 3 часов двигалась их шеренга. Войска тогда ушли на запад, а с ними и наш отец. Он дошел с боями до Берлина и вернулся в мае 45-го с многими боевыми наградами. А вот трое его братьев так и не пришли с войны.

Семья наша вскоре вернулась в деревню Корень. Началось восстановление разрушенного войной хозяйства.

У нашего поколения не было такой возможности, как сейчас, учиться. Ее отняла у нас война. Уже с двенадцати лет я, наравне со взрослыми, ходил за плугом, делал всю тяжелую крестьянскую работу. Надо было помогать семье выжить. Весной 1952 года наша семья по зову партии вместе с другими переселенцами оказалась на южном Урале, в Челябинской области. Нас направили поднимать там сельское хозяйство. Там мы честно трудились. Оттуда я ушел в армию. Служил три с половиной года на дальнем Востоке, в ВМФ. После демобилизации отца вскоре не стало. Ему было всего 43 года. А случилось вот что.

В городе Инкурда на заводе, где добывали уран, взорвался цех. О радиации тогда никто ничего не знал. Отца, да и многих молодых мужчин, попросили помочь в ликвидации последствий того взрыва. От полученной высокой дозы радиации он, здоровый, красивый мужчина, стал болеть и умер.

После армии я еще долго находился на Урале, работал на заводе имени Кирова в городе Копейск. Там женился, там с женой у нас родилось двое детей – сын и дочь. Вроде всё у нас там было хорошо, но тянуло на Родину, в Беларусь. Каждый раз, когда был в гостях у родственников, душа просилась в родные места. В 1978 году мы решились и переехали. Нас радушно приняли тогда в деревне Романовичи Могилевского района, где мы начали трудиться на Приднепровской птицефабрике. Обжились, обустроились и работали до самой пенсии. Сколько себя помню, работали всегда честно, жили с верой в будущее, есть награды, грамоты, и у меня, и у жены. Я, как и всё наше поколение, не имеем дворцов, тугих кошельков, крутых иномарок, но нам есть, чем гордиться, есть, что вспомнить. Жизнь, богатая событиями, можно сказать, счастливая.

Там, недалеко от Копейска, в Челябинской области, где похоронен мой отец, осталась о нем память. Хутор «Буйко» назван в его честь. Там, вместе с нами, работали люди разных национальностей. Между ними не было никакой национальной вражды, напротив – была дружба, взаимопонимание, поддержка. Мы делали общее дело. Поэтому очень больно сейчас за нашу братскую Украину.

Уже три года как умерла жена. Остался в квартире один. Порой накатывает тоска, бывает больно от того, что иногда встречаю равнодушие в поликлинике, в транспорте. Человек оценивается не по моральным или трудовым качествам, а по тугому кошельку. А мы жили всегда с верой в высокие идеалы и гордились своими трудовыми заслугами, верили в лучшее будущее. Ведь – не в деньгах счастье, счастье в радостном мирном труде, здоровье близких, родных, в общении с друзьями, а это мы, порой, не замечаем и не ценим.

Василий Антонович БУЙКО,
ветеран труда агрокомбината
«Приднепровский»
Могилевского района.